Сведения о ранних годах жизни Жозефа Фуше чрезвычайно отрывочны и туманны. Он был уроженцем города Нанта, крупного торгового и промышленного центра на западе Франции. Моряки и торговцы, нантские Фуше были почтенным и имеющим долгую историю купеческим родом. "Я был сыном судовладельца и первоначально предназначался к морскому делу", - писал Фуше. Но с детства Жозеф отличался слабым здоровьем. Тощий, бледный, узкоплечий, он, по словам его биографа Л. Мадлена, не обладал ни одним качеством, необходимым для преодоления суровых испытаний морской службы. Сын потомственных моряков был не в состоянии совершить даже самое коротенькое путешествие на корабле, так как был подвержен морской болезни. О каком уж тут морском деле могла идти речь?
   Молодой Жозеф поступил в Ораторианскую школу в Нанте, посвятив себя учительской профессии. Там он проявил стойкую нелюбовь к грамматике, латыни и столь же большой интерес к точным наукам, особенно к математике. Со своими школьными товарищами он сошелся очень быстро. Общительный, веселый и остроумный, он был душой шумных школярских сборищ.
   По окончании школы директор Ораторианского коллежа посоветовал направить Жозефа для дальнейшего обучения в Париж. У молодого человека, по его мнению, была явная склонность к наукам. Его отец ничего не имел против, и Фуше-младший 11 ноября 1781 г. очутился в парижской иезуитской ораторианской семинарии. Успешно завершив образование в 1782 г., Фуше отправился преподавать математику и физические науки в иезуитский коллеж в Жюильи - маленький городок к северу от Парижа.
   В 1788 г. он был переведен в Аррас. Здесь Жозеф познакомился с людьми, общение с которыми во многом определило его политические симпатии и дальнейшие поступки. Ими были будущие якобинцы: племянник школьного физика Дю Рюта - Максимилиан Робеспьер и лейтенант инженерных войск Лазар Карно. Всех троих объединяла любовь к изящной словесности и уверенность в собственных талантах. Из двух своих новых приятелей Фуше больше "контактировал" с Максимилианом. Сейчас невозможно сказать, что лежало в основе этой внезапно возникшей и, по-видимому, искренней дружбы. Может быть, честолюбие, в высшей степени присущее Максимилиану и Жозефу, способствовало тому, что они быстро поняли и оценили друг друга. Возможно, их объединяло то, что оба внешне были неказисты. Несомненно одно, что тогда, накануне революции, Фуше был очень близок к Робеспьеру. Он часто бывал у него дома и даже выказывал знаки особого расположения его 13-летней сестре Шарлотте, собиравшейся даже выйти замуж за Фуше, которого ее брат представил ей как "настоящего демократа и своего друга".
   Тем временем во Франции нарастала социальная напряженность - предвестница грядущего революционного взрыва. Главным событием наступившего 1789 г. стали выборы депутатов в Генеральные Штаты. От провинции Артуа туда попал и аррасский адвокат Максимилиан Робеспьер. Средств для поездки в Париж у него не было, и на выручку ему пришел Жозеф, одолживший деньги.
   Оставшись в Appace, Фуше организовал Общество друзей конституции. По поручению Общества, а скорее всего по собственному почину, он написал письмо в защиту Робеспьера. Для последнего эта поддержка значила тогда немало. Первые шаги аррасского депутата на политическом поприще отнюдь не были успешными: в Собрании Робеспьера попросту не замечали, безбожно коверкая его имя, а собственные избиратели относились к нему весьма скептически, подвергая своего избранника острой и не всегда заслуженной критике. Тем временем политическая активность Фуше росла с каждым днем. Во многом это объяснялось тем, что революция развивалась по восходящей линии.
   В июне 1789 г. Генеральные Штаты превращаются в Национальное собрание. Июль приносит с собой взятие Бастилии - первое ощутимое поражение реакции и победу третьего сословия. Фуше не сидится в затхлом, провинциальном Appace. Он рвется в столицу. По его инициативе начал выходить радикальный "Бюллетень патриотов-ораторианцев". Его не могут не заметить в Париже, он должен стать депутатом Национального Собрания! В Париже Фуше заметили, однако совсем не те, на чье внимание он рассчитывал. Отцы-ораторианцы столицы, вовсе не разделявшие энтузиазма своего воспитанника по поводу деятельности Национального Собрания, в октябре 1790 г. приказали Жозефу покинуть Аррас и продолжить свою преподавательскую деятельность в родном Нанте, в том же самом коллеже, в котором он некогда учился.
   Фуше вернулся домой и 7 февраля 1791 г. был избран президентом Общества друзей конституции, тем самым выдвинувшись в первые ряды местных политиков. На этом посту он активно участвовал в общественной жизни Нанта. Прекрасно зная, чем живут обитатели Нанта, точнее, их состоятельная часть, Фуше становится "выразителем интересов" своих земляков. После того, как в Париже лидер Жиронды Бриссо предложил отменить рабство во французских колониях, Фуше направил протест Национальному Собранию. В ответ Бриссо в очередном своем выступлении назвал Фуше "одним попом, называющим себя патриотом". Нантские буржуа, получавшие вполне реальные выгоды от работорговли, были в восторге от позиции, занятой Фуше. Члены Общества и избиратели в Национальное Собрание чувствовали в нем своего лидера. Перед ним открывался долгожданный "путь в Париж".
   В это время происходит крупное событие в личной жизни Фуше. Забыв обещания, данные им Шарлотте Робеспьер (впрочем, давал ли он их на самом деле?), Жозеф зачастил в дом Ноэля Куако - известного нантского адвоката. Визиты закончились тем, что 16 сентября 1792 г. он предложил "руку и сердце" 27-летней, невзрачной мадемуазель Бон-Жан.
   За две недели до свадьбы Фуше был избран депутатом в Национальный Конвент вместе с еще семью представителями департамента Нижняя Луара. Ситуация в стране продолжала оставаться сложной. В апреле 1792 г. Австрия, а вслед за ней и Пруссия начали войну против революционной Франции. В стенах Конвента возникла и набирала силу борьба между жирондистами и якобинцами. "Активный" Фуше по приезде в Париж странным образом стушевался. Его почти нигде не бьшо видно и слышно. Правда, незаметный депутат от Нижней Луары назначается 10 октября 1792 г. в Финансовую комиссию, а затем 13 октября - в Комиссию по народному образованию. С наступлением 1793 г. он становится членом еще одной комиссии - Морской и колоний, в которой его коллегами были Марат и Баррас. Время от времени его сухощавая фигура возникает на трибуне Конвента. От имени Комиссии по народному образованию он зачитывает доклады, не вызывающие никаких дискуссий и, по-видимому, никакого интереса у присутствующих в зале депутатов.
   В документах почти невозможно обнаружить следы его активного участия в деятельности Конвента до 16 января 1793 г. Объясняется это, по всей вероятности, не только неподготовленностью Фуше к широкой политической деятельности, но и тем, что Фуше в обстановке, когда накал страстей в Париже нарастал и борьба между политическими группировками в Конвенте усиливалась день ото дня, опасался сделать ложный щаг. Потому в первые месяцы своего пребывания в Конвенте .он предпочитал отмалчиваться. Тем не менее он пристально следил за тем, что творилось вокруг, сводил знакомство с людьми, имена которых были у всех на устах. "Сначала, - писал он в мемуарах, - я упрятал себя в Комитет по народному образованию, где я познакомился с Кондорсе, а через него - с Верньо". Итак, выбор сделан: жирондисты гораздо ближе Жозефу, чем дискредитировавшие себя фельяны или чересчур радикальные якобинцы. В послании к избирателям 1 октября 1792 г. Фуше именует монтаньяров "горсткой лиц", не имеющих никакого влияния на большинство нации. Но борьба в Конвенте разгорелась с новой силой, и лидировавшие еще вчера жирондисты откатились вправо, теряя одну позицию за другой. Не слишком совестливый Жозеф перебегает на сторону победителей-якобинцев, оправдывая это "высшими интересами" и "пользой Отечества". Очевидно, тогда, в самом начале 1793 г., Фуше усваивает "золотое правило", которому остается верен до конца жизни, - быть всегда вместе с победителями, ибо, как известно, "победителей не судят!".
   Зимой 1792/93 г. важнейшим событием политической жизни Франции стал процесс над Людовиком XVI. По инициативе якобинцев вопрос о наказании "тирана" был вынесен на поименное голосование членов Конвента. Жозеф вновь попытался "уйти в кусты". Свое молчание в Собрании он объяснял плохим самочувствием, больным горлом, потерей голоса. Когда 18 января 1793 г., в день голосования, ему все-таки пришлось взойти на трибуну Конвента, он произнес слово "смерть" настолько тихо, что его едва могли расслышать ближайшие к трибуне депутаты.
   Оправдывая свое участие в голосовании, Фуше говорил: "В мое намерение входило нанести удар не столько по монарху, сколько по короне". Но это "теоретическое" обоснование появится много лет спустя. Тогда же в ответ на упреки своих коллег-депутатов (любопытно, что из восьми земляков Жозефа пять голосовали против казни короля), Фуше сказал: "Я в самом деле хотел спасти Людовика XVI, но представители Департамента Нижняя Луара получили из Нанта ужасные угрозы; народ - гласило одно из них - намерен истребить их имущество и, вероятно, пойдет на крайние меры в отношении семей депутатов, которые не проголосуют за смерть короля". В качестве последнего "аргумента" в защиту своего решения, он привел следующий: "Моя жена сказала, что я не могу подвергать жизнь моих и ее родственников опасности ради своего личного мнения".
   9 марта 1793 г. Конвент решил направить своих представителей (комиссаров) в различные департаменты Франции для ускорения набора солдат в армию. В длинном списке из 82-х фамилий, зачитанном Жульеном из Тулузы, 53-й по счету значилась фамилия Фуше. Гражданин .ЖозефФуше стал одним из комиссаров миссии в департаменте Нижней Луары и Майенна. Фуше следовало организовать оборону города Нанта и отстоять область от "разбойников" - сторонников короля. Задача, выпавшая на его долю, оказалась не из легких. На дорогах орудовали банды роялистов. Не без труда ему удалось добраться до родного Нанта. Уже по дороге к месту назначения он бомбардировал Конвент письмами с требованием направить к нему военных советников и ружья.
   Прибыв в Нант в конце марта, Фуше организует батальон в 800 человек, который восстанавливает прямое сообщение между Парижем и Нантом, значительно улучшает боевую подготовку отрядов Национальной гвардии, налаживает ежедневные военные занятия ополченцев. Чтобы граждан ничто не отвлекало от военных занятий, он распоряжается о закрытии местных театров. Не забывает Фуше и о революционной пропаганде, рассылая жителям департамента патетические воззвания. Он призывал их "действовать, идти к победе", иначе их ждут "муки бесчестья и смерть". Возвышенные декларации самого Фуше, видимо, только забавляли. Позднее, он иронически и не без презрения к поверившим пропаганде простакам-патриотам, характеризовал их как "банальные фразы в духе времени". Уже в эти мартовские дни в деятельности Фуше проявились две чрезвычайно ярко выраженные черты: во-первых, способность принимать быстрые, жесткие решения; во-вторых, умение говорить с массами, используя для этого демагогические приемы, беззастенчиво "нападая" на богатых и на священников. Так, представителям народного общества в Сен-Винсенте Фуше рекомендовал "хорошенько присматривать за богатыми, купцами и монополистами, корыстолюбцами, священниками, аристократами, теми подозрительными, которые именуют себя умеренными. Немедленно разоблачайте их во имя правосудия!".
   Во второй половине 1793 г. Фуше и еще трем депутатам поручили инспектировать департаменты Центра и Запада Франции. Их цель состояла в том, чтобы организовать граждан на борьбу с вандейскими мятежниками. Представителям народа были даны широкие проконсульские полномочия. За пять месяцев поездки (июнь-октябрь 1793 г.) Фуше столкнулся с массой проблем. Разрешал он их с удивительной быстротой и энергией, самыми "простыми", находившимися, так сказать, под рукой способами. Следовало быстро раздобыть денежные средства, и Фуше добыл их, распорядившись о "добровольной" сдаче ценностей представителям власти в течение 15 дней. Лица, уклонившиеся от исполнения "патриотического долга", считались "подозрительными". "Утешением" раскошелившимся собственникам служила расписка, выданная им в обмен на драгоценности, и приказ Фуше, объявившего, что "богатства, находящиеся в руках частных лиц, являются не чем иным, как вкладом, которым нация имеет право распоряжаться".
   Нужно было решить проблему с нищенством, и Фуше "решал" ее, декретируя 19 сентября, "что нищенство уничтожается во всем департаменте". При этом "искоренение пауперизма" шло столь успешно, что благодарные жители г. Мулена приняли решение назвать именем Фуше одну из улиц предместья, населенного беднотой. Фуше скромно отклонил их предложение. "После моей смерти, - сказал он, - вы удостоите мое имя почестей, если я заслужу их своей жизнью" . Продовольственная проблема была урегулирована столь же просто и радикально. "Все богатые землевладельцы и фермеры, имеющие зерно, - гласил один из декретов Фуше, - несут персональную ответственность за отсутствие продовольствия на рынке". Далее декрет перечислял меры наказания "саботажников", вплоть до тюремного заключения.
   Фуше, используя демагогические приемы, устраивал пышные патриотические шоу. Так, например, для поднятия "нравственности и добродетели" по приезде в Мулен "проконсул-демагог" (выражение Мадлена) организовал шествие в честь старых людей. "Устроитель" праздника - Жозеф Фуше шествовал по улицам, окруженный старыми, больными людьми и молодыми женщинами в белом, распевавшими патриотические гимны. Но бесспорной "вершиной творчества" Фуше по части проведения патриотических торжеств являлся "Гражданский фестиваль доблести и нравственности", проведенный в Невере 22 октября 1793 г.
   К этому времени относятся и мероприятия Фуше, известные как дехристианизаторские. Теперь уже ни у кого не вызывает сомнения, что комплекс мер, направленный против католической религии и церкви, был порожден жестокой классовой борьбой во Франции, необходимостью сокрушения церкви, игравшей на руку контрреволюционерам. Антиклерикальные мероприятия были вызваны обстановкой военного времени. Деятельность Фуше на этом поприще преследовала вполне конкретные, "земные" цели. Лишая католицизм ореола святости, противопоставляя ему "культ Республики и природной этики", Фуше выбивал из рук реакционеров мощное идеологическое оружие. Попутно конфискация драгоценностей, которыми владела церковь, вела к тому, что у контрреволюционеров пропадал важный источник средств для борьбы против Республики, и одновременно давала деньги революционному правительству Франции. В октябре-ноябре 1793 г. один из номеров "Монитора" сообщил о том, что Фуше из Нанта отправил Конвенту 1091 монету золотом и драгоценностями из числа церковной утвари.
   Как и всякий демагог, Фуше придавал огромное значение чисто внешней стороне своих дехристианизаторских мероприятий. Так, по его декрету от 9 октября 1793 г., в городах департамента Ньевр началось уничтожение крестов, статуй святых, предметов религиозного культа. В кратчайший срок религии и церкви был нанесен ощутимый удар. Фуше с гордостью рапортовал Конвенту о том, что "священники и их идолы заточены в храмах", а "фанатизм поражен насмерть". Дехристианизаторскую деятельность Фуше особенно горячо поддержали левый якобинец Жак Эбер и прокурор Парижской коммуны Анаксагор Шометт. По словам последнего, Фуше "совершил чудеса". "Почтение к старости, уважение к страданию, усиление производства боевых припасов, арест подозрительных лиц, примерное наказание преступлений, преследование и арест скупщиков - вот краткий итог работы народного представителя Фуше", - так заключил он свой панегирик ньеврскому проконсулу" . Много позже, уже став министром полиции Бонапарта, Фуше будет "заботливо" выискивать и уничтожать свидетельства своей популярности, наподобие отзыва Шометта. Но это будет потом.
   "Политический капитал", нажитый Жозефом Фуше летом-осенью 1793 г., сделал его заметной фигурой среди монтаньяров. Когда в Комитете общественного спасения решался вопрос о том, кого отправить в качестве комиссара в только что занятый республиканскими войсками Лион, все были единодушны в выборе - этим человеком должен стать гражданин Фуше. 12 октября 1793 г. он едет в Лион "с мечом Немезиды" выполнять страшное решение Конвента: "Лион поднял оружие против Республики, Лиона больше нет". Даже свое название мятежный город не может сохранить. Отныне он должен носить имя "Освобожденный город". Его коллегой по этой миссии назначается Колло д'Эрбуа. Комитет общественного спасения адресует своему комиссару, гражданину Фуше, записку, где есть такая фраза: "Завершите революцию, доведите до конца войну против аристократии; пусть руины, которые они желали восстановить, вновь падут и уничтожат ее!".
   Фуше прибыл в Лион 10 ноября 1793 г., неделей позже, чем Колло. Расправы с мятежниками начались еще до его появления в городе; продолжались они и после приезда Фуше. Сам он "с душевной скорбью" вспоминал: "Будучи с миссией в департаментах, вынужденный пользоваться языком времени и подчиняться силе обстоятельств, я увидел себя принужденным применить закон против "подозрительных". Этот закон декретировал массовые аресты священников и аристократов... Закон декретировал суровые наказания... столь же безнравственные, сколь и варварские". Запоздалое раскаяние. Комиссары лионской миссии "выработали" новый вид казней:
   "Для того, чтобы сделать их осуществление более быстрым и более впечатляющим в глазах людей, - деловито рассуждали они, - осужденных надо связывать друг с другом и располагать рядами, по которым будет стрелять пушка, заряженная картечью. Взводы республиканцев будут поставлены на некотором расстоянии от них, чтобы немедленно добить тех, кто уцелел от артиллерийского огня".
   С начала декабря 1793 г. началось практическое осуществление "идеи". На первом же своем заседании трибунал семи, созданный Колло и Фуше, вынес 64 смертных приговора. Осужденных расстреляли из пушек на равнине Бротто. "Какое удовлетворение для республиканца должным образом исполнить свои обязанности!" - писал в Париж Морису Дюпле Колло д'Эрбуа. На второй день "работы" из 248 обвиняемых трибунал приговорил к смерти 211 человек. Опять в дело были пущены пушки. Комиссары не забывали и о традиционном средстве расправы - гильотине. По чьему-то предложению от нее была прокопана канавка для стока крови в фонтан.
   С наступлением зимы 1794 г. в Париже все сильнее нарастала политическая напряженность. Дантонисты и эбертисты подвергали ожесточенным нападкам политику революционного правительства. В итоге оно вынуждено было перейти в наступление. "Внутренние враги французского народа разделились на две враждебные партии, - говорил Робеспьер, выступая в Конвенте 5 февраля 1794 г. - Они двигаются... к одной и той же цели: эта цель - дезорганизация народного правительства, гибель Конвента, т.е. торжество тирании".
   Фуше оказался в весьма затруднительном положении. Во многом ориентируясь в своей деятельности на Коммуну и на эбертистов, он тем самым связал себя с ними. Это привело к новому обострению его отношений с Робеспьером. Друзья "Неподкупного" направили в Париж письма, обвинявшие проконсула в преследовании патриотов. Робеспьер, выступая в якобинском клубе, повторил выдвинутые против Фуше обвинения. Гражданин Фуше нанес ответный удар, закрыв 26 марта Якобинский клуб в Лионе под тем предлогом, что там собирается "толпа людей, желающих заменить правительственную власть анархией и федерализмом". Это не прошло для него даром. 30 марта 1794 г. курьер Комитета общественного спасения привез Фуше приказ за подписью Робеспьера, отменявший все распоряжения проконсула по поводу Якобинского клуба и требовавший его приезда для отчета в Париж.

Заговорщик