Фуше возвратился в Париж 5 апреля 1794 г. - в день казни Дантона и его сторонников. 8 апреля он отчитался о своей деятельности в Лионе перед членами Якобинского клуба, заявив, что действовал честно, но твердо. Когда кто-то из членов клуба хотел выступить против Фуше, Робеспьер остановил его и даже слегка похвалил представителя народа за его "неполный (?!) отчет".
   В деятельности Фуше наступило временное затишье. 13 апреля был казнен "друг" Жозефа Шометт. Характеризуя ситуацию, сложившуюся в Париже весной-летом 1794 г., Фуше писал: "Гильотина была единственным орудием правительства. Подозрительность и недоверчивость терзали сердце каждого; ужас господствовал надо всеми. Только один-единственный человек в Конвенте, казалось, пользовался непоколебимой популярностью: это был Робеспьер... полный гордыни и хитрости". Фуше чувствовал, что недалек тот час, когда "друг Максимилиан" сведет с ним счеты, и решил не дожидаться этого часа. Исподволь, тайно он начал плести заговор с целью устранения "тирана". В него включались все новые и новые лица. Вскоре о нем стало известно Комитету общественной безопасности.
   13 июня 1794 г. Робеспьер потребовал ареста заговорщиков. Среди прочих был назван и Фуше. Жозефу удалось тайно исчезнуть, и затем в течение шести недель он каждую ночь менял свое местопребывание, не прекращая при этом деятельности против "Неподкупного". Он сумел вовлечь в заговор 10 депутатов Конвента, некоторых членов обоих правительственных комитетов - Комитета общественного спасения и Комитета общественной безопасности. Заговор расширялся, и скрыть планы заговорщиков было невозможно.
   В июле Робеспьер потребовал, чтобы Фуше явился в Якобинский клуб и дал отчет о своем поведении. Но Фуше не пришел. Вскоре после того, как было перехвачено его письмо к сестре, в котором Жозеф делился с ней планами своей заговорщической деятельности, он был по настоянию Робеспьера изгнан из Якобинского клуба, что по тем временам означало занесение его имени в проскрипционный список.
   Есть сведения о том, что за день до переворота 9 термидора Фуше встречался с Робеспьером на квартире у Колло д'Эрбуа. По словам Фуше, Робеспьер говорил в примирительном тоне и заявил, что он не хочет ссориться с прежними друзьями и желает добром разрешить имеющиеся разногласия. Но "непреклонный" Фуше якобы сказал, что он "не договаривается с тиранами", и с этими словами покинул своего "уничтоженного" противника. Вероятно, этот "рассказ" о героическом единоборстве с "Максимилианом I" был позднейшей выдумкой самого Фуше. Если же предположить, что встреча Робеспьера и Фуше действительно произошла, то "просителем" был, по-видимому, не Максимилиан, а Жозеф.
   9 термидора (27 июля) 1794 г. рано поутру Фуше явился в Тюильри, где переговорил с представителями двух комитетов. Он уверил заговорщиков, что на их стороне большинство депутатов Конвента, и призвал держаться твердо. Незадолго до полудня Жозеф покинул дворец. В полдень началось заседание Конвента. Заговорщики победили. Якобинская диктатура пала. Власть перешла в руки термидорианцев, представлявших собой единство только до тех пор, пока их объединял общий страх перед Робеспьером. Как только это "объединяющее начало" исчезло с казнью Робеспьера и его сторонников (28 июля), среди "тираноборцев" сразу же обозначились резко противоположные тенденции. Часть термидорианцев заняла умеренные позиции, другая же, наоборот, требовала расправ, ужесточения террора в стране.
   Фуше первое время был в растерянности, не зная, "на кого поставить". Но вскоре он предпринял отчаянные усилия удержаться на поверхности, стремясь угодить всем. На некоторое время такая эквилибристика помогла ему, тем более что все репрессии 1793-1794 гг. можно было списать на счет "короля Максимилиана". Фуше был восстановлен в Якобинском клубе. Однако с течением времени его положение становилось все более и более шатким. Один за другим появлялись памфлеты, прямо метившие в "палача Лиона": "Охвостье Робеспьера", "Крик мщения лионцев против Колло д'Эрбуа и Фуше" и др.
   Именно тогда-то, в конце 1794-начале 1795 г., происходит невероятное, на первый взгляд, сближение Фуше с Гракхом Бабефом. Сохранились письма "Трибуна народа" к Фуше, но пока не обнаружено ни одного ответа Фуше Бабефу. Из писем Бабефа очевидно, что он считал Фуше монтаньяром, борцом против термидорианских реакционеров. "Трибун народа" почтительно называл Фуше "другом" и выражал опасение, не оказался ли он под ударом после поражения жерминальского народного восстания в Париже. "Союз" Фуше с Бабефом несомненно существовал. Его можно объяснить стремлением последнего "связаться с людьми, известными своими крайне левыми убеждениями и республиканской решительностью". Для Фуше Бабеф являлся ценным партнером, так как его газета "Трибуна народа" уже приобрела политический вес и могла стать мощным оружием против обнаглевшей реакции. Не вызывает сомнений, что Фуше каким-то образом принимал участие в издании газеты Бабефа. Скорее всего, как своеобразный редактор, к мнению которого Бабеф склонен был прислушиваться.
   "Дружба" Фуше с Бабефом оборвалась столь же внезапно, сколь внезапно началась. Им было не по пути. В №35 "Трибуны народа", вышедшем 8 ноября 1795 г., Бабеф дает самую первую и, возможно, самую точную характеристику своему недавнему "союзнику": "Ты, - обращается он к Фуше, - в сношениях и с теми, кто за, и с теми, кто против. Ты вкрадываешься во все партии. Ты не высказывался в моменты опасности. Ты удержался на поверхности при всех проскрипциях и только иногда делал вид, что тебя преследуют: люди не знают, что о тебе думать".
   Но эта характеристика появится позже. Тем временем кампания против "убийц" достигла апогея. 9 августа 1795 г. Конвент обсудил деятельность Фуше в Лионе и приказал арестовать "героя 9 термидора". Но он вновь исчез, и в тюрьме так и не побывал. Фуше исключили из состава Конвента. "Почти год я был жертвой всех видов оскорблений и отвратительных гонений", - писал Жозеф позже.
   Роялистский мятеж 9 октября 1795 г. вновь резко качнул термидорианский Конвент влево. "Охота на убийц" сменилась преследованием сторонников монархии. Во Франции утвердился режим Директории. В этих условиях Фуше не только смог покинуть свое убежище, но и получил должность правительственного агента из рук директора Барраса. В его компетенцию вошли сбор и отправление в армию дезертиров и граждан первого призыва. Это было малоприбыльным и малопочетным занятием.
   В 1797 г. Фуше отправился на поклон к Баррасу, который явно нуждался в деловых людях. Высокое покровительство директора обеспечило его работой: Фуше получил чиновничью должность в английской армии, а также местечко в министерстве полиции. Советы, которые он давал Баррасу, его предложения, пророческие слова в немалой степени придали триумвирам Директории бдительность и энергию, которых им не хватало, - так сам Фуше оценил свои заслуги перед правительством в сентябре 1797 г. Награду за "советы" ему пришлось ждать год. В сентябре 1798 г. его назначили послом в Цизальпинскую республику (Милан), а в июле 1799 г. в Батавскую республику (Гаага).
   "Путь наверх" вновь был открыт для гражданина Фуше. Здесь есть смысл прервать повествование, чтобы ответить на чрезвычайно важный вопрос: стал ли Фуше иным, пойдя на службу к термидорианцам и предав идеалы революции? В отношении Фуше этот вопрос надо признать праздным. Он не переменился, став слугою Барраса, ибо по-настоящему никогда не был революционером. "Фуше был заклятым врагом всех теорий. Он был человеком с практическим складом ума и не отступал ни перед какими препятствиями", - эта фраза Меттерниха, невзначай брошенная им по поводу Жозефа, ставит все точки над "i". Политик, последовательно всем изменявший, беспринципный эгоист Фуше органически, по самому складу характера не мог быть сторонником какой бы то ни было теории. Маска революционера скрывала "практика", обуреваемого неутолимой жаждой власти и богатства.

Гражданин Министр