Предисловие
Жозефа Фуше, одного из могущественнейших людей своего времени, одного
из самых примечательных людей всех времен, не любили современники и еще
менее зерно судили о нем потомки. Наполеон на острове св.Елены, Робеспьер,
обращаясь к якобинцам, Карно, Баррас, Талейран (*1) в своих мемуарах, все
французские историки - будь то роялисты, республиканцы или бонапартисты, -
едва дойдя до его имени, начинали писать желчью. Предатель по натуре,
жалкий интриган, пресмыкающийся льстец, профессиональный перебежчик,
подлая полицейская душонка, презренный, безнравственный человек - нет
такого клеймящего, такого бранного слова, которым бы его обошли; ни
Ламартин, ни Мишле, ни Луи Блан (*2) не делают серьезной попытки изучить
его характер, или, вернее, упорное, поразительное отсутствие характера.
Подлинные очертания его облика появляются впервые в монументальной
биографии Луи Мадлена (*3) (которой этот труд, равно как и другие
исследования, посвященные этому вопросу, обязаны большей частью
фактического материала); история же совершенно спокойно отодвигала в
задние ряды незначительных статистов этого человека, руководившего в эпохи
смены двух миров всеми партиями и оказавшегося единственным среди
политиков уцелевшим в бурях тех лет, человека, победившего в
психологическом поединке таких людей, как Наполеон и Робеспьер. Иногда его
образ мелькает в пьесе или оперетке, посвященных Наполеону, но в
большинстве случаев он фигурирует там в затасканной схематической маске
прожженного министра полиции, этакого предтечи Шерлока Холмса: в плоском
изображении роль закулисного деятеля всегда превращается во второстепенную
роль.
Только один человек с высоты собственного величия увидел и все
своеобразное величие этой единственной в своем роде фигуры: то был
Бальзак. Этот большой и проницательный ум, видевший не только внешний
покров событий эпохи, но и всегда заглядывавший за кулисы, прямо признал
Фуше самым интересным в психологическом отношении характером своего века.
Бальзак, привыкший рассматривать в своей химии чувств все страсти, как бы
они ни назывались - героическими или низменными, - как совершенно
равноценные элементы, в одинаковой мере интересовавшийся и совершенным
преступником вроде Вотрена и гением нравственности вроде Луи Ламбера, не
делал различия между нравственным и безнравственным, но, оценивая человека
только по силе воли и напряженности его страсти, извлек именно этого,
самого презренного, самого презираемого деятеля революции и империи, из
тени, в которой тот нарочито скрывался. Он называет этого singulier genie
[гения, единственного в своем роде (фр.)] единственным настоящим министром
Наполеона и "lа plus forte tete que je connaisse" [самым умным человеком,
которого я знаю (фр.)], а в другом месте - "одной из тех личностей, у
которых под поверхностью скрыта такая глубина, что они остаются
непроницаемыми, пока действуют сами, и могут быть поняты только
впоследствии". Это совсем не похоже на моралистические презрительные
отзывы историков. И в своем романе "Une tenebreuse affaire" ["Темное дело"
(фр.)] он посвящает этому "сумрачному, глубокому и необычному уму, который
так мало известен", особую страницу. "Своеобразная гениальность, - пишет
он, - столь ужаснувшая Наполеона, обнаружилась у Фуше не сразу. Этот
незаметный член Конвента (*4), один из самых выдающихся и непонятных людей
своего времени, сложился и вырос в бурях революции. При Директории (*5) он
достиг тех вершин, с которых люди глубокого ума получают возможность
предвидеть будущее, основываясь на опыте прошлого; затем вдруг - подобно
посредственным актерам, которые под влиянием какой-то внезапно вспыхнувшей
искры становятся гениальными, - проявил поразительную изворотливость во
время молниеносного переворота 18 брюмера. Этот бледнолицый человек,
воспитанный в духе монашеской сдержанности, посвященный в тайны
монтаньяров, к которым он принадлежал, и в тайны роялистов, к которым в
конце концов примкнул, долго и незаметно изучал людей, их нравы и борьбу
интересов на политической арене; он проник в замыслы Бонапарта, давал ему
полезные советы и ценные сведения. В то время ни прежние, ни новые его
коллеги и не подозревали всей широты его таланта чисто административного и
в глубоком смысле слова государственного, так был велик его дар почти
неправдоподобной проницательности и безошибочного предвидения". Так
говорит Бальзак. Его похвалы впервые привлекли мое внимание к Фуше, и в
течение многих лет меня время от времени занимал образ человека, которым
восхищался Бальзак, говоря, что "он имел большую власть над людьми, чем
сам Наполеон". Но Фуше как в жизни, так и в истории, умел оставаться на
заднем плане: он неохотно позволяет заглянуть себе в глаза и в карты.
Почти всегда он в центре событий, в центре партий; он действует незримо,
скрытый под анонимным покровом своей должности, как механизм в часах; лишь
изредка, в смятении событий, на самых крутых поворотах его пути, удается
уловить мимолетный абрис его лица. И вот что еще более странно. На первый
взгляд ни один из этих схваченных на лету обликов Фуше не похож на другой.
С некоторым трудом представляешь себе, что тот же самый человек, с той же
кожей и с теми же волосами, был в 1790 году учителем монастырской школы, а
в 1792 году уже реквизировал церковное имущество; в 1793 году был
коммунистом, а пять лет спустя стал миллионером и через десять лет
герцогом Отрантским. Но чем смелее становился он в своих превращениях, тем
интереснее был для меня характер, или, вернее, бесхарактерность, этого
самого совершенного макиавеллиста нового времени, тем больше увлекала меня
вся его скрытая на заднем плане и окутанная тайной политическая жизнь, все
более своеобразным, даже демоническим являлся мне его образ. Так
совершенно неожиданно для себя, побуждаемый радостью чисто психологических
исследований, взялся я писать историю Жозефа Фуше, надеясь этим сделать
вклад в еще не существующую и в то же время совершенно необходимую
биологию дипломатов, этой еще почти не исследованной опаснейшей духовной
расы современности.
Подобное жизнеописание насквозь безнравственной личности, даже столь
своеобразной и значительной, как Жозеф Фуше, - я и сам сознаю это -
противоречит потребностям нашей эпохи. Ей нужны и приятны героические
биографии, потому что в ней маловато политически творческих образов
вождей, что побуждает искать высокие примеры в прошлом. И я вовсе не
умаляю вдохновляющего, укрепляющего, возвышающего влияния героических
биографий. Со времен Плутарха (*6) они необходимы для подрастающего
поколения, для юношества всех эпох. Но именно в политическом отношении они
таят опасность искажения истории, создавая впечатление, что в те давние,
да во все времена подлинно возвышенные натуры якобы определяют судьбы
мира. Несомненно, герой уже самым фактом своего существования способен на
десятки и сотни лет завладеть духовной жизнью людей, но только духовной
жизнью. В реальной, в подлинной жизни, в области действия политических сил
решающее значение имеют - и это необходимо подчеркнуть, чтобы предостеречь
от любых видов политической доверчивости, - не выдающиеся умы, не носители
чистых идей, а гораздо более низменная, но и более ловкая порода -
закулисные деятели. В 1914 и 1918 годах мы были свидетелями того, как
решение вопросов всемирного значения, вопросов войны и мира, определялось
не разумом и сознанием ответственности, а людьми, скрывающимися за
кулисами, людьми сомнительной нравственности и небольшого ума. И ежедневно
мы снова убеждаемся, что в нечистой и часто кощунственной политической
игре, которой народы все еще простосердечно вверяют своих детей и Свою
будущность, руководят не люди с широким нравственным кругозором, не люди
непоколебимых убеждений, а те профессиональные азартные игроки, которых мы
называем дипломатами, искусники, обладающие ловкостью рук, пусторечием и
хладнокровием. Если в самом деле, как уже сто лет тому назад сказал
Наполеон, политика стала la fatalite moderne, современным роком, то мы, в
целях самообороны, попытаемся разглядеть за этой силой людей и тем самым
понять опасную тайну их могущества. Пусть же это жизнеописание Жозефа Фуше
будет вкладом в типологию политического деятеля.
Зальцбург, осень 1929 г.
Восхождение
При создании материала использовались материалы: "Министр наполеоновской полиции Фуше",А.А. Егоров и Цвейг С." Жозеф Фуше."